Вадим Давыдов | ARDET VERBUM

Mirrored from ВАДИМ ДАВЫДОВ.

Вижу ночь пред собой. А для всех ещё раннее утро.
Но века — это миг. Я провижу дороги судьбы:
Все они превзойдут. Все в них будет: и жалость, и мудрость…
Но тогда, как меня, их потопчут другие рабы.
За чужие грехи и чужое отсутствие меры,
Все опять низводя до себя, дух свободы кляня:
Против старой Любви, ради новой немыслимой Веры,
Ради нового рабства… Тогда вы поймете меня.
Как хотелось мне жить, хоть от жизни давно отгрустили,
Как я смысла искал, как я верил в людей до поры…
Я последний язычник среди христиан Византии.
Я отнюдь не последний, кто видит, как гибнут миры.

Наум Коржавин 

В шестом сезоне сериала «Миллиарды» сценаристы Соркин, Левин и забыл кто лихо прошлись по бюрократической помойке с погонялом «Международный Олимпийский Комитет». Чем МОК насолил лично Соркину, Левину и забыл кому, я, разумеется, не имею ни малейшего понятия, но, невзирая на предпосылки и обстоятельства, оплеуху категорически приветствую.

В эпизоде с МОК функционеры оного, полчасика полюбовавшись на пенопластовый макет олимпийских объектов и украдкой зевая, резко оживляются, услышав, что презентация окончена. После чего сначала обжираются фаршированной свиньёй, приготовленной для них каким-то звёздным поваром правильного расового происхождения (чей прообраз наверняка существует в реальности — и даже вполне допускаю, что расовое происхождение не адаптировано для соответствия повесточке), после чего дружною и не слишком трезвою толпою направляются в номера, где предаются плотским утехам, предоставленным предоплаченными (естественно, не самими функционерами МОК) женщинами и мужчинами с пониженной социальной ответственностью.

Не ведаю, хотели того сценаристы или оно случайно вышло, но портрет глобальной бюрократической бранжи, неотъемлемой и архетипичной частью которой является МОК, получился ярким и, как бы это поточнее выразиться, — исчерпывающим, что ли. Именно вот это вот всё и есть смысл их существования — выпить, закусить и потрахаться. Прям как самые обычные люди, что ж ты будешь делать. Правда, существует одна маленькая проблемка. Этим беднягам, умученным отнюдь не нарзаном, а шабли с вдовой Клико и спелым окороком, в перерывах между приходится принимать судьбоносные решения. Знали бы вы, какая это мука и ответственность, не хмыкали бы!

Конечно, принимаемые решения гораздо меньше мешали бы нам жить, будь мы похожи на существ с приведённых мною картинок, — но увы, мы не настолько идеальны, а превратить нас в подобие таковых даже с учётом далеко продвинутых технологий CRISP и порций последовательно выпускаемых на свободу уханьских вирусов не получится ещё лет сто, а то и дольше. Это, безусловно, дико раздражает наших руководящих товарищей и всячески усложняет им дни и ночи непорочной службы.

Стоит ли удивляться тому, что, наблюдая эту публику в их естественной среде обитания, персонажи вроде Путина или Эрдогана, не говоря уже о сволочи меньшего калибра, искренне не понимают, почему они должны выслушивать от своих морально-этических и поведенческих копий какие-то нравоучения? Для чего вся эта болтовня о «порядке, основанном на правилах»? Фер-то с ним ке? А международное, хвала глобальным коммуникациям, студенчество, набрав полные рты вафлестины и обмотавшись еёными тряпками, блюёт в бюрократическое мурло дальше, чем видит. Чует оно, студенчество, — именно бюрократия создала условия, из-за коих меню в студенческих столовых ничего, кроме вафлестины по-арафатски, не содержится. И то сказать, — для чего магистру лесбийских танцев иные блюда? Наелся — и сиди себе на пособии в своей детской комнате родительского дома, исходи на говно и забудь мечтать о свободно работающих социальных лифтах. Не надобны умные — надобны верные, исправно устраивающие истерики по свистку пророков климабесия вроде пресловутой девочки с косичками.

К чему это я?

Аристократы любили предаваться чрево- и чреслоугодию ничуть не меньше, чем нынешние бюрократы. Но… Было «кое-что ещё», пресловутая «one more thing». Собственно, они для того и завели себе ручную (до поры) бюрократию, чтобы невозбранно предаваться — нет, не только и даже не столько, как ни странно, вышеозначенным занятиям. Аристократия выполняла чрезвычайно важную, до сих пор крайне недооценённую, задачу, точнее, целый комплекс задач. Настоящей аристократии на востоке никогда не было — поэтому подлунный мир так легко лёг к ногам Запада. (Разве что в Японии — мне кажется, именно потому там и произошла относительно успешная модернизация.) В России аристократия в истинном, западном смысле появилась только к середине XVIII века и потому не успела осуществить «глубокое внедрение».

Я об этом уже говорил, не хочу повторяться. (Тем, кто не читал, советую ознакомиться — раз и два.)

Как же так вышло?

В первой трети ХХ века произошла вызревавшая полтора столетия бюрократическая революция. Собственно, если бы не череда ошибочных и попросту глупых решений, принятых аристократией и начавшейся вследствие этого Мировой Войны, означенная революция могла бы и не случиться. Но — «история не знает сослагательного наклонения». Гигантские массы людей и ресурсов, необходимых для ведения войны посредством массовых армий, состоящих из миллионов «патриотических граждан», потребовали резкого роста числа бюрократов и расширения полномочий «людей в чёрном». Столоначальники, в мундирах и без, сделались незаменимы. Вопрос о взятии ими всей полноты власти перешёл из категории «если» в категорию «когда». Причём бюрократия взяла власть повсеместно — от Лиссабона до Порт-Артура. По ряду причин Лондон и Вашингтон продержались на плаву до конца второго акта Мировой Войны, завершившегося в 1945-м, но это принципиальной роли в сложившейся картине мира, поверьте, не играет.

Я очень люблю историю о том, как Фридрих-Август Виттин, последний король Саксонии, поставив размашистую подпись под манифестом о своём отречении, поданным ему с нарочито услужливым видом одним из приближённых бюрократов, бросил перо на стол и, откинувшись в кресле, с усмешкой произнёс своё ставшее знаменитым «Что ж, а теперь сами разгребайте своё дерьмо!» («Nu da machd doch eiern Drägg alleene!») Неважно, правдива эта байка, или она — всего лишь легенда, сам Дух Истории передан ею великолепно, — эпически, семантически и эпистемологически точно.

Сто с лишним лет спустя мы можем с уверенностью заключить: разгрести своё безо всяких кавычек дерьмо ведомое бог весть что возомнившими о себе бюрократами человечество, — как полагавшая себя цивилизованной его часть, так и не осознающая себя в таком ключе, — не смогло.

Бюрократия, как и аристократия до неё, провалилась. Надо заметить, провалилась куда быстрее и основательнее, — аристократия продержалась всё-таки раз в пять дольше. Весь ХХ век — с августа 1914-го по август 2008-го — бюрократия более или менее рьяно транжирила цивилизационное наследство, доставшееся ей от аристократии. В чём и преуспела. Несмотря на то, что аристократия, в своей бесконечной щедрости и не впадая в грех гордыни, не отказывала бюрократам в благожелательных и временами спасительных консультациях, и даже в лице своих отдельных представителей брала на себя бремя государственной службы, прежде всего в области, для бюрократов принципиально непостижимой — дипломатической. Можно сказать, что в этой новой своей роли аристократия достигла впечатляющих высот — но бюрократия умудрилась просрать и это.

Выползки у ублюдки советской бюрократии, получив, наконец, после 1991-го года вожделенный доступ в коридоры западных институций, с изумлением обнаружили, что кухня в этих коридорах отличается от их собственной и привычной не слишком — и уж точно не принципиально. Это поразило их настолько, что они пребывали в ступоре лет, наверное, десять или около того. Бродя по этим коридорам, допущенцы дёргали за все рукоятки и заглядывали во все замочные скважины в поисках, собственно, хозяев всего этого цирка, поскольку были непоколебимо убеждены — цирк без хозяина работать не может. Всю свою жизнь они понимали: если нет Хозяина, хозяйство непременно пойдёт вразнос. Так случилось с ними самими, когда подох их собственный хозяин — Гуталин. И всё, чего они хотели — это найти себе нового Хозяина, желательно не такого стального, но всё же строгого и справедливого, и преданно свернуться клубочком у его ног. Все эти годы, долгие годы советской беспросветной нищеты и обезьянничанья у Запада, мечтали они наконец обрести настоящего Белого Царя.

А царя, тем более — белого, нигде не было. Одни обамы да меркели кругом, да хоть Рейган какой завалящий или Тэтчер — даже на горизонте не маячат. И в какой-то момент допущенцы поняли: хозяина НЕТ. Вообще. То ли преставился, то ли сбежал, то ли не существовало его никогда и вовсе.

Их ярости, испугу и негодованию не было предела. Получается, всё это время, все сто без малого лет, чуть ли не три, а то и четыре поколения службы, их нагло и беспардонно обманывали. Водили за нос. Всю их драгоценную, заветную, отчаянную мечту с размаху похерили.

— Ах, так?! Ну, сейчас мы вам, бляди буржуйские, устроим цыганочку с выходом!

И устроили. Аккурат в 2008-м, по горячим следам своего прозрения.

идеальный портрет международной бюрократии

Глядя на то, как невозбранно куражатся кремлёвские упыри-самобесы, весь остальной мир во главе с КПК (плоть от плоти, creme de la creme, тыкскзыть, исторической китайской бюрократии) пришли к тем же выводам: Хозяева подлунного мира либо кончились, либо самоустранились, что, по гамбургскому счёту, одно и то же. Они-то думали, что Запад оказался умнее их, дураков: пустив к ним коммунистическую заразу, заставившую их перебить свою аристократию, он таким образом расчищал себе место. А оказалось, он сам своим ядом отравился до полного ничтожества. А раз боги давно умерли — не только сами, но и дети их тоже — значит, всё позволено.

Ну, и вот. Хлебаем, что называется, полной ложкой, в три горла, обеими руками.

Вы, наверное, ждёте от меня рецептов исцеления — исцеления быстрого, красивого, единственно верного.

Их нет у меня.

Я такой же интеллектуальный и нравственный калека, как вы, все остальные. Сирота при живых (ну, формально, по крайней мере) родителях. Выросший на объедках гуманитарного знания, не получивший классического образования, безъязыкий и ленивый циник, который, вопреки всему, кое-что успел понять и почувствовать. Понять, в какую пропасть мы летим, и почувствовать от этого ужас.

Подозреваю, что никаких рецептов, тем более — для скорого и окончательного исправления нашей реальности, не существует. Полагаю, мы все, дорогие товарищи, в том числе и те, кто нам совсем не товарищи, таки да грохнемся.

И только потом те, кто каким-то чудом уцелеет, выбравшись из-под обломков, начнут всё сначала. Оступаясь, оскальзываясь, обдирая пальцы и колени до крови, сползая вниз и карабкаясь снова.

Потому что это у нас в крови.

Собственно, только на это и надежда.

Понимаю, что не оправдал ваших ожиданий. Ну, извенити. Другого меня у меня — ни для себя, ни для вас — нет.

Докладъ оконченъ.

Читать по теме: Некуда бежать

Mirrored from ВАДИМ ДАВЫДОВ.

Жизнь вообще-то переоценена. © Владимир Соловьёв, обер-пропаганденфюрер Разворейха

Коробочка, хорони ребят! © Александр Невзоров

Начну сыздали.

(О, какое словечко вспомнил! В эмиграции начинаешь как-то особенно ценить словесную эквилибристику на родном языке, компенсирующую известную оторванность от живого процесса языкотворчества.)

Мне весьма импонирует гипотеза Гуннара Хайнзона о «демографическом приоритете молодёжи». Сущность гипотезы, если излагать её совсем упрощённо, (и если она кому незнакома), такова: когда в обществе в силу каких-либо причин резко снижается медианный возраст населения, этому обществу угрожает нестабильность и потрясения, вплоть до революций и гражданских войн.

«Динамика молодежного пузыря не создается недостатком продовольствия. Младший брат, который занят в качестве помощника в бизнесе старшего, может хорошо кушать, и даже оказаться жирным. Ему нужна не еда, но статус, позиция, место, гарантирующее ему признание в обществе, влияние и почет. Не недокормленные, но потенциальные лузеры и деклассированные элементы лезут на первый план».

Я скромно полагаю, что этот тезис можно, не натягивая сову на глобус, распространить на любое общество, в котором ёмкость имеющейся инфраструктуры существенно меньше числа претендентов на место в ней.

Емкость инфраструктуры — широкий, всеобъемлющий термин, означающий возможность полноценной личностной, профессиональной и экономической самореализации индивидуумов в рамках собственного целеполагания.

Гипотетический пример: ёмкость инфраструктурного элемента «лётчик-космонавт» — 100 позиций, число условных претендентов — 10 млн. мальчиков, мечтающих стать космопроходцами.

Всамделишными лётчиками-космонавтами станут 0,01%.

В попытках приблизиться к заветной цели какое-то количество претендентов вполне удовлетворится прямой или косвенной причастностью к профессии «лётчик-космонавт» — таких окажется (буду щедр и снисходителен) — ну, скажем, 0,1%.

В космос же слетает, соответственно, 0,001%.

Означает ли это, что 99,889% не попавших в небобороздители впадут в ярость (пусть не сразу, а только лет через 5 — 10 — 20 осознав невозможность стать лётчиками-космонавтами) и примутся сносить до основания общество, не позволившее им воплотить в жизнь хрустальную мечту детства?

А вот тут начинается самое интересное.

Если вы создали общественный дискурс с кучей нарративов и на протяжении десятилетий лили в уши, глаза и мозги людям, что условный «лётчик-космонавт» — герой, получающий от жизни все возможные плюшки, включая, отнюдь не в последнюю очередь, именно что статус героя, а условный «бухгалтер-экономист» на кредитном «Фокусе» — «лузер по жизни», вы непременно получите весьма неприятный эффект: неудачниками будут чувствовать себя в разы, если не на порядок, болше людей, чем это безопасно для общественного спокойствия.

Я даже могу допустить, что цель создания дискурса с нарративами была исключительно позитивной и даже благородной: индустриализация, модернизация, космические корабли бороздят просторы Большого театра и вот это всё.

Как говорится, всё замечательно, но есть нюанс: инфраструктура, нуждающаяся в лётчиках-космонавтах, одним дискурсом с нарративами не создаётся. Вместо инфраструктуры у вас возникнет куча народу с комплексом неудачников, синдромом выученной беспомощности, но уверенного в собственной исключительности, непогрешимости, праве распоряжаться «нерусскими» и с многовековой историей мобилизационного характера государства-унтера в анамнезе, в каковом государстве напрочь отсуствует животворящий эффект широкой взаимной веры, только и единственно обеспечивающий общественное благо. А венчать это порноангельское непотребство будет комиссар по папе Нытя Оркшанский, который по неистребимой этноконфессиональной привычке всё исчезает-исчезает, да никак не исчезнет, а с ним заодно, хоть и в формате борьбы нанайских мальчиков, — картавый реконструктор-некромант Среньков-Хмыркин, бегающий, словно Паниковский за Корейко, за анпиратором Вчемоданосером с воем «Убей миллион!».

И тут страна зовёт его на войну.

В бой с фашизмом.

Как дидов.

Ты мужик или зассал?!

Я?! Зассал?! Да нихуя я не зассал, ты, сссука!

А вокруг всё обрыдло так, что он блюёт дальше, чем видит.

И это не просто фигура речи.

А у жены в глазах — иди, Вань, «Ладу» купим, ещё и на шубу мне останется, а могилку тебе справлю — загляденье, и цветочки принесу на годовщину, не сомневайся.

Ну, и…

Гремучая смесь ничтожной ёмкости не то, что не выстроенной — проёбанной в хлам былой инфраструктуры и героико-истерического победобесного нарратива, подкрепляемого «этосом» попаданцев в лобковую вошь Гитрела-Сралина для передела истории в духе великодержавного шовинизма в том самом карикатурном изводе, каким изобразил его Куприн Александр Иваныч, и выдали нам картину маслом, где кровавыми мазками во всё полотно — горящие жестянки, давящие гусеницами бессмысленно копошащихся «кузьмичей», мечущиеся по полю среди разрывов живые факелы да густой мат «отцов-командиров» сквозь помехи, требующих «во что бы то ни стало» «выполнить задачу».

Если вам показалось, будто мне этих самых «кузьмичей» жаль — боюсь, вы думаете обо мне куда лучше, чем я есть на самом деле.

Ко всем этим, кхм, людям, наслушавшимся оркшанских со среньковыми и выбравшим поехать убивать соседей и родственников, — как говорят в таких случаях мои нынешние компатриоты, mein Mitleid hält sich in Grenzen.

Теперь они шлют сцарю Вчемоданосеру челобитные: мол, убивать соседей с родственниками мы вполне даже согласные, только вели ружья кирпичом не чистить да валенки с галошами выдай, а то несподручно-с, ваше всратоблядородие.

Так что нет, не жалко ни капельки.

Вот котиков мне по-настоящему жаль.

Всех без исключения.

Стоит в чистом поле танк обгорелый,
Мясо кусками свисает с бортов,
«Мальчиков бедных» жалеть надоело.
Жалко только котов.

Бабушка старая, роясь в помойке,
Помнит, что вождь справедлив, хоть суров,
Беды, считает, пошли с перестройки.
Жалко только котов.

Мать в гимнастерку сынка наряжала,
Чтобы он с детства был к службе готов,
Ей похоронка, в слезах одеяло.
Жалко только котов.

Целый народ сам себе харакири
Сделал и сбросил себя со счетов,
Всем наплевать на него в целом мире.
Жалко только котов.

© Леонид Лялин, март 2022

*

P. S. Что произойдет, если дискурс и нарративы будут навяливать обществу образ нормы в виде невротизированного существа, сегодня чувствующего себя девочкой, завтра — мальчиком, а третьего дня — кофемолкой, то у вас вырастет поколение, в котором желающих отрезать себе сиськи и пришить пенис или наоборот окажется, опять-таки, на порядок больше, нежели это предусмотрено матушкой-природой. Ответ на вопрос, какой из дискурсов лучше, может быть только один: оба хуже.

Примите и проч.