gabblgob | Natural born killers (Reply)

Околокультурологический этюд об изысках исламской ономастики

Мусульмане часто жалуются на непонимание и особенно на «исламофобию». Дескать, не понимаем, чего это нас «без всякой причины» не любят. Но это, как бы потолерантней выразиться, лукавство. У обывателя есть все основания мусульман сторониться.

Вот представьте себе, сидите вы у себя в кабинете с табличкой «HR Manager» «Отдел кадров», и вдруг дверь открывается от здоровенного пинка, после чего на пороге вырастает детина с бородищей до глаз и с умильным выражением на физиономии, и рекомендуется: «Здравствуйте! Я Верымеч Богострахович Бейневерных!» Или девица, вся такая воздушная к поцелуям зовущая, представляется: «Очень приятно! Я Сабля Священновойновна Судитьубиева!» У меня рука сама тянется к тревожной кнопке, n’est-ce pas?

Нет, ну, это же надо такое придумать. «Дорогой ты мой войнушечка! — Что, сабелька моя ненаглядная?»

Обычно люди не слишком задумываются над смыслом имён окружающих, — как минимум, это требует определённого умственного усилия. С мусульманами дело обстоит несколько иначе. Дело тут вот в чём. Никто — буквально никто, кроме, разумеется, мусульман — из субъектов-объектов глобализации, коими мы все вместе и каждый по отдельности являемся, не склонен требовать к себе особого отношения. И только мусульмане, попав в жернова этого строго исторически детерминированного процесса, настаивают на том, чтобы все остальные — буквально все! — специально демонстрировали пиетет по отношению к их обычаям, основания которых они черпают в напыщенных нескладухах какого-то древлеаравийского пиита, почему-то почитаемого у них — не у нас! — пророком. Дорогие мусульмане, да у нас таких «пророков» в базарный день рупь за пучок, начиная от Гомера с Аристофаном и заканчивая Пушкиным с Муммий-Троллем, включая Гёте, Байрона и Джона Леннона! Пускай ваша культурка за полторы тысячи лет ничего сравнимого произвести не шмагла — но мы-то тут при чём?! Стихи вашего «пророка», к слову, неизвестно кем, когда и с какой шкурной целью ему приписанные, при попытке выдать их за единственно верное учение всех времён и народов у современного человека могут вызвать разве что тягостное недоумение в сочетании с жестом «рукалицо». Но мусульманам чужой суверенитет — пустой звук, они продолжают настаивать, устраивая погромы, взрывы и убийства, не стесняясь абсолютно ничем. Естественно, мы заинтересовались этим историческим недоразумением и начали его изучать. Если на место расплющенного тапком таракана всё время лезут новые, ещё более настырные и кусачие, надо же разобраться в ситуации? Так что, дорогие мусульмане, нам пришлось куда более пристально, чем вам самим, безусловно, того хотелось бы, вглядываться в основы вашей, с позволения сказать, культурной традиции.

Распространённые среди мусульман имена дают вполне адекватную картину исламских так называемых ценностей, особенно в столь тонком вопросе, как приверженность насилию. Общеизвестно, что предки большинства нынешних мусульман перешли в ислам, мягко говоря, не совсем добровольно. Например, ещё в первой четверти прошлого века в новообразованной Республике Турция христиане составляли от 20 до 30% населения, а сейчас — 0,1%. Внезапно, да?

На Западе как-то не принято давать детям имена, связанные с насилием. Даже в дохристианскую эпоху затруднительно найти примеры, схожие с милой исламской привычкой обозвать младенца «мечом» или «завоевателем». Услужливо всплывающие в памяти «Владимир» или «Буривой» имеют совершенно иную коннотацию, я уже не говорю о таких именах, как «Светлана» или «Людмила». Да и позже мало что изменилось. При всём накале взаимной вражды почему-то не приходило в голову ни немцам, ни французам давать детям имена вроде «Франкоед» или «Бошегрыз», а среди ненавидящих друг друга балканских народов вы не найдёте ни одного «Сербореза» или «Бейхорвата», — при том, что взаимно геноцидились братушки — мама не горюй. Первые переселенцы в Америке называли отпрысков так, как хотели бы себя вести и как понимали богоугодное поведение: тут вам и Счастье (Felicity), и Милосердие (Charity), и Благоразумие (Prudence), и Надежда (Hope), и Вера (Faith), и Радость (Joy) или Целомудрие (Chastity) (не бог весть какое достижение, но сделаем скидку на дух времени). Другие христиане пользовались ветхозаветными или новозаветными именами, так или иначе отражающими схожие идеалы. В Ветхом Завете полно имён, «взывающих к богу» или «призывающих бога», но имён, составленных по формуле «зарежу всех неверных» я что-то не припомню. Наши современники-израильтяне, невзирая на беспрецедентное цивилизационное, экзистенциальное противостояние, почему-то не называют своих детей «Взорвимекку» или «Смертьисламу». Видимо, не усматривают в гибели врагов, даже смертельных, причин для радости? Имя, между прочим — не пустой звук, это индикатор того, как представитель определённой культуры видит себя и как манифестирует своё видение остальному миру. Родители обычно дают детям имена, подразумевая, что их звучание в какой-то мере обозначит жизненный путь и жизненные ценности. Имя служит чем-то вроде «талисмана» и направляет ребёнка на ту стезю, что приведёт его или её, как родители хотят надеяться, к жизненному успеху. И потому поневоле возникает вопрос: а зачем исламские родители клеймят своих детей именами, связанными с войной и насилием? Возможно, это как-то символизирует их настоящие приоритеты? Почему я то и дело натыкаюсь на мусульман с подвеской-мечом на шейной цепочке? Это такое воззвание к миру, что ли?! Нет, конечно, многие мусульмане называют ребятишек вполне пристойно: Джамиль (прекрасный), Латиф (добрый, дружелюбный), Васим (милый), Карим или Джавад (щедрый) — имена, вполне соответствующие нашему представлению о хорошем (не только для детей). Но таких, увы, отнюдь не подавляющее большинство.

Имя «Джихад» — война за торжество «истинной веры» — неимоверно популярно у мусульман по всему свету. Не знаю, как вас, а у меня человек с таким именем никаких приятных ассоциаций не вызывает. Вот не вызывает, и всё тут! Конечно, есть имена куда более спокойные — например, Салим. Но всё не так просто: когда начинаешь копаться в первоисточниках, картина не только не проясняется, но запутывается ещё больше. Салим, или Салем, происходят от арабского корня «с-л-м», что иногда ошибочно переводится как «мир», «мирный» или «лишённый страданий». К сожалению, само понятие «мира» у нас может трагически не совпадать. Там, где мы видим «мир», мусульмане видят «войну», потому что «мир» в их понимании — это «радость от покорности богу». А если мы «непокорные», то какой же нам может быть «мир»?! Меч нам, проклятым кяфирам, а не «мир»!

Кстати, бегущим ко мне наперевес с «Рахимом» и «Рахманом», что болваны и невежды переводят как «милость» и «милосердие», могу сообщить: эти имена — вовсе не имена, а укороченные версии двух из 99 «имён», или, точнее, «свойств», того самого, да-да, аллаха — Абд аль-Рахим и Абд аль-Рахман. «Аллах милостивый и милосердный». Но чтобы он смилостивился, надо кому-нибудь горло перерезать. На всякий случай.

Многие исламские имена «черпают вдохновение» в арабском слове «Фатх», что означает «Покорение / завоевание во имя истинной веры» Арабское имя Фатулла и турецкое Фетулла переводятся как «покорение (мусульманам) во имя аллаха», и его тоже нельзя назвать редко встречающимся, как и прочие «деривативы», вроде Фатхи или Фатиха. Оттоманский захват Константинополя — «футух Константиния».

Ещё одно популярное у мусульман имя происходит от арабского «сайиф» — «меч». Сайиф-уль-Ислам — меч ислама (так зовут одного из сыновей Каддафи), Сайиф-аль-Дин — меч закона / истинной веры (ислама, опять же), Сайифаллах — меч, понятно, аллаха. Среди арабов-шиитов в Ливане встречается фамилия «Харб», что по-арабски значит «война». Имя «Гази», также популярное в Турции, означает «воин за веру (ислама)». Дальше ещё веселее. Имя «Кутб» означает «тот, кто разделяет (общество)», его «дериваты» Кутб аль-Дин и Кутбзаде (в Иране) тоже довольно востребованы. Саид Кутб — основатель современной идеологии исламского фундаментализма, Кутбзаде — близкий соратник аятоллы Хомейни (позже рахбар велел его казнить). Замечательные образцы миролюбия и примеры добросердечия, чего уж там.

Итак, что же мы имеем с гуся? Поскольку с самого своего зарождения ислам распространялся насильственным путём, сея вокруг смерть и горе, получается, что его «именной фонд» в полной мере отражает эту историческую динамику. Имя санкционирует действие. Кушайте, не обляпайтесь.

Предвижу упрёки: мол, христиане в свои «молодые годы» тоже не отличались выдающимся миролюбием и резали друг друга почём зря. Верно. Но реформаторы христианства и политические деятели ещё четыре века назад додумались, что пора положить конец насилию, иначе цивилизация накроется медным тазом. За Тридцатилетней войной всё-таки последовал Вестфальский мир. Причём, вынужден подчеркнуть: у христиан не было перед глазами никаких положительных примеров, то есть совсем от слова «вообще». Однако до Ренессанса, Реформации и прочих позитивных вещей они додумались сами, ничьим чужим умом не пользовались. Мусульмане же, имея перед глазами массу образцов достойного поведения, продолжают крутить свою всем до зубовного скрежета надоевшую шарманку джихада-шариата, и даже среди людей ведут себя, как бешеные макаки: например, во время презентации книги Захида Хана «Преступные деяния Мухаммада», проходившей в немецком городе Оффенбахе, толпа из 150 мусульман снесла полицейское ограждение и попыталась избить автора. Ну, конечно, это неправильные пчёлы мусульмане.

Как известно, ничего подобного Реформации в исламе не было и, похоже, не предвидится. Любая «свежая исламская мысль» направляется в сторону ужесточения, результатом «обновления» по-исламски всегда становится фундаментализм, ещё более свирепый, чем прежние. У меня лично нет никакой надежды на то, что мусульмане вдруг (с чего бы?!) опамятуются и обратятся к «раннему Магомету», который в суре 109:6 заявил: «твоя религия — тебе, моя религия — мне» («лакум динукум ва’ли дини»). Большинство суннитских «уч0ных» учат, что эти миролюбивые слова отменены более поздними высказываниями самого же Магомета, стоило ему превратиться из тихого сумасшедшего в предводителя шайки разбойников. Что касается шиитов, то Хомейни утверждал возможность отмены тех или иных стихов, если того требуют интересы «родины исламской революции». Временно, конечно же. Т. е. мусульмане вполне могут поболтать о мире, дружбе и жвачке, если им это выгодно.

Граду и миру известен один-единственный пример позитивной трансформации мусульманской страны, да и тот, судя по всему, долго не протянет, — Турция. Разумеется, пример этот появился не просто так, а был обусловлен чудовищным разгромом Оттоманской империи. Оседлав зарождающийся на развалинах Порты турецкий национализм, Мустафа Кемаль «Ататюрк» создал Турецкую Республику, впрочем, устроив парочку показательных геноцидов на территории нынешней Анатолии и на Балканах. И всё же Кемаль сделал многое для того, чтобы вытащить Турцию из исламского болота, отделить религию от государства, загнать её в область личных предпочтений. Он провозгласил невероятную для ислама и совершенно западную идею: религия — это вопрос личных взаимоотношений человека и бога, и это не может быть заботой правительства. Ататюрк был первым в истории государственным деятелем-мусульманином, которому не было ровным счётом никакого дела до «всемирного торжества ислама», о чём он недвусмысленно заявил всем туркам и не только им. Невероятно, но факт: Ататюрк установил холодный, но всё-таки мир со своими христианскими соседями. Для исламского мира сама мысль о том, что можно спокойно жить в своей стране и никого не завоёвывать аллаха ради, более чем революционна. Ататюрк претворял в жизнь мир именно в западном понимании: его девизом было «Мир внутри, мир снаружи» (Yurt’ta Sulh; Cihan’da Sulh). Его революционная политика нашла отражение в именах, получивших распространение в эпоху кемализма в Турции: так, появились имена Айдын (просвещённый), Бариш (мир, и пусть прошлое навсегда станет прошлым), Джан («живая душа» или «жизнь»).

Секулярная кемалистская государственная модель оказалась единственным вариантом «реформации» в исламе. К сожалению, мы видим, как анатолийское быдло во главе со своим фюрером-Эрдоганом методично и последовательно (чему бы доброму у нас научились!) эту модель — последнюю, наверное, надежду мусульман жить, как люди — уничтожает и подтачивает. Но турки хотя бы попробовали — все остальные мусульмане даже не пытались!

Тем, кто знает историю, не стоит удивляться тому, что ислам продолжает постоянно и повсеместно подтверждать репутацию примитивной, нетерпимой, агрессивной идеологии, питающей войну и питающейся войной против «неверных». Ислам делит мир надвое — на «мир ислама» и «мир меча», который следует подчинить мусульманам, «ибо так повелел аллах». Об этом говорят слова и дела — и даже саудовский флаг с мечом и изречением «Нет бога, кроме бога, и Магомет — пророк его!»

Я знаю — прочтя эту заметку, мусульмане опять примутся беситься и вопить «неправда, неправда». Увы, всё это правда. И пока мусульмане хотя бы сами с собой, что называется, «наедине с зеркалом и ночью», не научатся этой правде внимать — так и будут оставаться чучелом для битья и жупелом всего мира. «И будет Ишмаэль дикарь-человек; рука его на всех и рука всех на него». (Бытие, 16: 11-12)